Напролом - Страница 80

Мне сперло дыхание. Я перевел дух.

– Как тогда, в саду?

– Господи, Кит... Мне так стыдно...

– Я же тебе говорил. Все в порядке. Я серьезно.

– Я тут думал о тебе и вспомнил многое, о чем уже забыл. Когда я плохо себя вел, он мне говорил, что придут Филдинги и съедят меня. Мне тогда было года три или четыре. Я пугался до обморока.

– Когда тебе было четыре, мне было только два.

– Он пугал меня твоим отцом и дедом. А когда ты подрос, он говорил мне, чтобы я бил Кита Филдинга, он учил меня драться, он говорил, что в один прекрасный день нам с тобой придется драться... Я обо всем этом забыл... но теперь вспоминаю.

Я вздохнул.

– Мой дедушка дал мне боксерскую грушу и научил меня бить по ней.

"Это Бобби Аллардек, – говорил он. – Врежь ему как следует!"

– Ты что, серьезно?

– Спроси у Холли. Она знает.

– Какие же сволочи!

– Ничего, теперь с этим покончено, – сказал я. Мы расстались, и я позвонил Даниэль и спросил, как насчет ленча, чая и обеда.

– Ты что, собираешься все это съесть? – удивилась она.

– Ну либо все, либо хотя бы что-то...

– Тогда все!

– Сейчас приеду.

Она открыла дверь особняка на Итон-сквер, как только я затормозил у кромки тротуара. Она подошла к машине танцующей походкой. Жакет с цветочным узором напоминал о лете, пушистые волосы были подвязаны ситцевым платком.

Она села в машину рядом со мной и поцеловала меня, уже привычно.

– Тетя Касилия передает тебе привет и надеется, что мы приятно проведем время.

– И вернемся к полуночи?

– Наверно, да. А ты как думал?

– Она знает, когда ты возвращаешься?

– Конечно! Я иду к себе мимо их комнат – они с дядей Роланом спят отдельно, – а полы скрипят. Вчера она окликнула меня и спросила, хорошо ли я провела время. Она сидела в постели, читала и, как всегда, выглядела сногсшибательно. Я рассказала ей, где мы были, показала шкатулку... мы довольно долго разговаривали.

Я посмотрел ей в глаза. Она ответила мне серьезным взглядом.

– Что она сказала? – спросил я.

– А, так для тебя важно, что она скажет?

– Да.

– Я думаю, она будет рада.

– Так что же она сказала?

– Не сейчас. Потом расскажу, – она улыбнулась лукавой, таинственной улыбкой. – Так как насчет ленча?

Мы отправились в ресторан на башне, откуда открывался вид на весь Лондон.

– Консоме и клубника... Ну, с тобой не растолстеешь! – сказала она.

– Возьми сахару и сливок.

– Если ты не будешь, я тоже не буду.

– Ты и так достаточно стройная.

– Тебе не надоело?

– Жить впроголодь? Конечно, надоело.

– Но ты не сдаешься?

– Лишний фунт веса в седле, – кисло объяснил я, – может означать отставание на корпус у финишного столба.

– Вопрос снимается.

За кофе я спросил у нее, куда ей хотелось бы поехать, но предупредил, что по воскресеньям в Лондоне почти все закрыто, тем более сейчас, в ноябре.

– Я хотела бы посмотреть тот дом, где ты живешь, – сказала Даниэль.

– Я хотела бы побывать в Ламборне.

– Ладно, – сказал я и повез ее по шоссе М-4 на запад, в сторону Девона. На этот раз я добросовестно соблюдал все ограничения скорости. Вскоре мы въехали в Ламборн – нечто среднее между большой деревней и маленьким городком, где на главном перекрестке возвышалась церковь, а в конюшнях стояло не меньше тысячи чистокровок.

– Как тихо! – сказала она.

– Воскресенье.

– А где твой дом?

– Мы проедем мимо, – сказал я. – Но внутрь заходить не станем.

Даниэль была озадачена и, похоже, разочарована. Она искоса взглянула на меня.

– А почему нет?

Я объяснил, что ко мне вламывались, и в полиции сказали, что мой дом обыскали.

– Взломщики не нашли ничего, что им было нужно, и ничего не взяли. Но даю руку на отсечение, что они кое-что оставили.

– Что ты имеешь в виду?

– Таракашек.

– "Жучков"?

– Угу, – сказал я. – Вон он!

Мы медленно проехали мимо. Никаких признаков жизни в доме не наблюдалось. Никаких мордоворотов с острыми ножами в кустах. Да откуда бы им и взяться, три дня ведь прошло! Холодно, скучно... Но наверняка они где-то сидят и подслушивают, либо те же двое, либо другие.

Мой коттедж был кирпичный, довольно обыкновенный. Он гораздо лучше смотрелся в июне, обвитый розами.

– Внутри там неплохо, – сказал я.

– Да? – голос ее звучал уныло. – Ну, о'кей. Нельзя так нельзя.

Я развернулся, въехал на холм и подвез к своему новому дому.

– Ой, а это чей? – спросила она. – Классный какой!

– Это мой. – Я вылез из машины и выудил из кармана ключи. – Он сейчас пустой. Пошли посмотрим.

Ясный день уже клонился к вечеру, но косые солнечные лучи били прямо в окна, освещая большие пустынные комнаты. В доме было холодно, но я включит центральное отопление – оно работало безупречно. В некоторых комнатах уже висели лампочки, но без абажуров. Ни занавесок. Ни ковров. Паркетные полы, выметенные, но еще не натертые. И повсюду – следы строительных работ.

– Только начали красить, – сказал я, отворяя двустворчатую дверь, ведущую из прихожей в гостиную. – Им придется поторопиться, иначе я перееду в недоделанный дом.

В гостиной стояли козлы – там красили потолок. Возле козел красовался неровный строй банок с краской, а пол был застелен старыми мешками, чтобы не запачкать паркет.

– Какой здоровый! – сказала Даниэль. – Просто невероятно!

– Здесь классная кухня. Кабинет. Уйма всего. – И я рассказал ей про бывшего хозяина, который обанкротился. – Он его для себя строил.

Мы обошли весь дом и под конец очутились в комнате, расположенной сразу за гостиной. Здесь я собирался устроить спальню. Похоже, маляры начали именно с нее: комната была полностью отделанной, пустой и чистой. Ванная покрашена и выложена плиткой, свеженатертый паркет слабо блестит, и на белых стенах – квадраты света от заходящего солнца.