Осмотрев комнату, я одобрительно улыбнулся. Хозяин, похоже, ничего другого и не ждал.
– Замечательно! – сказал я.
– Это все дочка.
– Та самая, которую вы готовы были защищать от "Знамени"?
– Да. Дочка у меня одна. Садитесь. Дождь перестал? Бренди хотите?
Он шагнул к серебряному подносу с бутылками, стоявшему на одном из столиков, и налил коньяк в простенькие пузатые стаканчики.
– Кофе уже готов. Сейчас принесу. Да вы садитесь, садитесь! – Он исчез за дверью, скрытой под обоями. Я принялся разглядывать фотографии в рамочках. На одной была ухоженная девушка – должно быть, его дочь, на другой – его лошадь, а верхом на ней – я. Олдержон вернулся с другим подносом и поставил его рядом с первым.
– Моя дочь, – сказал он, кивнув на фотографию, которую я рассматривал. – Часть времени живет здесь, часть – у матери. – Он пожал плечами.
– Так уж вышло...
– Мне очень жаль.
– Да... Что ж, бывает. Кофе? – Он налил две чашечки и протянул одну мне. – Сахару? Да, конечно, сахару не надо. Садитесь. Вот бренди.
Его движения были такими же аккуратными, как его костюм. На язык просилось слово "пижон"; но в нем была и решительность, и деловитость. Я опустился в одно из кресел, поставив кофе и бренди рядом с собой. Он сел напротив и принялся прихлебывать из чашки, не сводя глаз с меня.
– Вам повезло, – сказал он наконец. – Я тут сегодня утром прощупал почву, и мне сообщили, что одно значительное лицо завтракает у себя в клубе.
– Он помолчал. – Я был достаточно заинтересован в вашем деле, чтобы попросить одного моего знакомого встретиться с этим господином – они хорошо знакомы. И беседа их была, можно сказать, плодотворной. В результате я сам встретился с этим господином и получил от него несколько документов, которые я вам сейчас покажу.
Он очень тщательно подбирал слова. Видимо, это вообще характерно для высшего слоя чиновников: говорить уклончиво, намеками и никогда не выказывать того, что у тебя на уме. Я так и не узнал, что это за "значительное лицо" – очевидно, потому, что мне этого знать не полагалось; это и неудивительно, если принять во внимание, что именно показывал мне Олдержон.
– Мне дали письма, – продолжал Олдержон. – Точнее, копии писем. Вы можете их прочесть, но отдавать их вам мне строго-настрого запретили. В понедельник я должен их вернуть. Это... м-м... это понятно?
– Да, – ответил я.
– Хорошо.
Он не спеша допил кофе и поставил чашку на стол. Потом поднял скатерть, достал из-под столика коричневый кожаный кейс-атташе и положил его к себе на колени. Открыл замки, поднял крышку и снова замешкался.
– Они довольно любопытны, – сказал он, слегка нахмурившись.
Я ждал.
Словно бы приняв решение, которое он до последнего момента откладывал, Олдержон достал из кейса листок бумаги и передал его мне.
Письмо было адресовано премьер-министру и было отправлено в сентябре компанией, которая изготовляла фарфор на экспорт. Председатель совета директоров, написавший письмо, сообщал, что он и прочие директора приняли единодушное решение просить отметить какой-либо значительной наградой огромные заслуги Мейнарда Аллардека перед отечественной индустрией.
Мистер Аллардек великодушно пришел на помощь их исторической компании, и двести пятьдесят работников компании не потеряли работу исключительно благодаря его усилиям. А между тем среди этих людей были уникальные специалисты, владеющие мастерством росписи и золочения фарфора на уровне мировых стандартов. Теперь экспорт компании возрос и ее ожидают блестящие перспективы. Поэтому совет директоров просит посвятить мистера Аллардека в рыцари.
Я закончил читать и вопросительно посмотрел на Олдержона.
– Это обычное письмо? – спросил я. Олдержон кивнул.
– Вполне. Государственные награды чаще всего выдаются именно в результате таких рекомендаций, присланных на имя премьер-министра. Кто угодно может предложить наградить кого угодно. И если просьба представляется обоснованной, человека награждают. Комиссия по наградам составляет список лиц, представленных к награждению, и премьер-министр его утверждает.
– Так, значит, все эти люди, которых награждают орденами и медалями... пожарники, преподаватели музыки, почтальоны и прочие, награждаются потому, что так предложили их коллеги? – спросил я.
– Э-э... да. Правда, чаще такие предложения вносит начальство, но иногда и коллеги тоже.
Он достал из кейса второе письмо. Оно тоже было от компании, работающей на экспорт, и в нем подчеркивался неоценимый вклад Мейнарда в редкую отрасль индустрии, а особенно то, что он помог сохранить большое количество рабочих мест в регионе, страдающем от безработицы.
Невозможно преувеличить заслуги мистера Аллардека перед своей страной в области индустрии, и компания полагает, что его следует посвятить в рыцари.
– Разумеется, комиссия проверила, правда ли все это? – поинтересовался я.
– Разумеется, – ответил Олдержон.
– И, разумеется, это оказалось правдой?
– Меня заверили, что да. Кстати, человек, с которым я разговаривал сегодня днем, сказал мне, что если они получают шесть-семь похожих писем, в которых предлагается наградить человека, неизвестного широкой публике, они могут предположить, что этот человек хочет наградить сам себя и заставляет своих знакомых писать такие письма. Поскольку эти два письма тоже очень похожи, у их авторов специально спрашивали, не 6ыли ли они написаны по подсказке Мейнарда. Но оба энергично это отрицали.
– Хм, – сказал я. – Еще бы им не отрицать, если Мейнард наверняка пообещал им заплатить!