– Да, но мне сперва надо к ней кое-что добавить, если получится.
Он оценивающе взглянул на меня. Сдержанный негр примерно моих лет, с веселой искоркой в глазах, но улыбается очень редко. Рядом с его безупречным костюмом и кремово-белой рубашкой я почувствовал себя ужасно неопрятным в своем анораке. Неопрятным, измотанным, потным и тупым. Все-таки день сегодня, пожалуй, был чересчур длинный...
– Даниэль говорит, с вами все о'кей, – сказал вдруг Джо. – Почему бы вам не спросить у шефа разрешения воспользоваться монтажной как-нибудь ночью, когда она будет не занята? Если хотите, я вам все смонтирую, вы только скажите, что именно вам нужно.
– Джо – славный парень, – сказала Даниэль, лениво потягиваясь на сиденье взятого мною напрокат "мерседеса" по дороге домой. – Если он сказал, что сделает вам кассету, значит, сделает. Ему ведь скучно. Он сегодня три часа дожидался этой кассеты с Девил-Боем. А он свою работу любит. Просто-таки обожает. Так что он вам с удовольствием поможет.
Начальник, у которого я спросил разрешения, тоже проявил великодушие.
– Если на аппаратуре будет работать Джо, то пожалуйста.
Он посмотрел на Даниэль. Она сидела, уткнувшись в газеты, и отмечала интересные статьи.
– Мне сегодня звонили из Нью-Йорка, поздравляли с тем, что в последнее время у нас стало гораздо больше хороших материалов. Это все ее заслуга.
Так что если она говорит, что с вами все о'кей, значит, все о'кей. У нее день тоже был долгий и трудный.
– У меня такое чувство, – зевая, призналась она, – что до Тоустера – несколько световых лет.
– Хм... – сказал я. – Интересно, что сказала принцесса Касилия, когда вы вернулись домой, на Итон-сквер?
Даниэль поглядела на меня. Глаза ее смеялись.
– В холле она сказала мне, что хорошие манеры – признак сильного человека, а в гостиной спросила, как я думаю, сможете ли вы участвовать в скачках в Аскоте.
– Ну и что вы ответили? – спросил я с легкой тревогой.
– Я сказала, что сможете.
Я успокоился.
– Ну тогда все в порядке.
– Я не стала говорить, что у вас не все дома, – мягко продолжала Даниэль, – но сказала, что вы будто бы не чувствуете боли. Тетя Касилия сказала, что с жокеями такое часто бывает.
– Чувствую, – возразил я.
– Но?
– Н-ну... понимаете, если я не буду участвовать в скачках, я не заработаю денег. Мало того – если я пропущу скачку, а лошадь выиграет, счастливый владелец может в следующий раз посадить на лошадь того жокея, который выиграл, так что я вообще больше не буду ездить на этой лошади.
Даниэль, похоже, была слегка разочарована.
– Так, значит, вы не обратили внимания на эти раны исключительно по материальным причинам?
– По крайней мере, наполовину.
– А еще почему?
– А как вы относитесь к своей работе? Как Джо относится к своей? Вот и у меня примерно то же самое.
Она кивнула, помолчала, потом сказала:
– Но тетя Касилия этого бы никогда не сделала. Она не отдала бы лошадь другому жокею.
– Она – нет. Но ваша тетя вообще не такая, как все.
– Она сказала, – задумчиво заметила Даниэль, – чтобы я не считала вас простым жокеем.
– Но ведь я и есть простой жокей.
– Она так сказала сегодня утром, когда мы ехали в Тоустер.
– А она не объяснила, что имеет в виду?
– Нет. Я ее спрашивала. Она ответила что-то невнятное насчет внутренней сущности... – Даниэль зевнула. – Как бы то ни было, вечером она рассказала дяде Ролану про этих ужасных людей с ножами – это она так выразилась. Дядя был шокирован и сказал, что ей не следует впутываться во всякие скандальные истории, но она осталась абсолютно спокойной. Она только кажется фарфоровой, а на самом деле она очень сильная. Честно говоря, чем больше я ее узнаю, тем больше восхищаюсь.
Дорога из Чизика на Итон-сквер, которая днем вечно забита пробками, сейчас, в четверть третьего ночи, была, как назло, пуста. На всех светофорах, как только мы к ним подъезжали, загорался зеленый свет, и, несмотря на то, что я ни разу не превысил скорость, поездка закончилась слишком быстро.
Мы подъехали к дому принцессы куда раньше, чем мне хотелось бы.
Мы не спешили вылезать из машины, наоборот, еще немного посидели.
– Ну что, до субботы? – сказал я.
– Да, – она почему-то вздохнула. – Надеюсь, в субботу увидимся.
– Ну почему же "надеюсь"?
– Да нет! – Она рассмеялась. – Я хотела сказать... До субботы ведь еще далеко.
Я взял ее за руку. Она не отняла руки, но и не ответила на рукопожатие. Она словно выжидала чего-то.
– Может быть, у нас впереди еще много суббот, – сказал я.
– Быть может.
Я наклонился и поцеловал ее в губы, ощутив вкус ее розовой помады, и ее дыхание на своей щеке, и легкую дрожь где-то в глубине ее тела. Она не отшатнулась, но и не придвинулась ко мне. Это был всего лишь легкий поцелуй – знакомство, приглашение, возможно обещание...
Я отодвинулся, улыбнулся ей, потом вылез, обошел машину и открыл дверцу со стороны Даниэль. Мы еще постояли на тротуаре.
– Где вы ночуете? – спросила она. – Уже так поздно...
– В гостинице.
– Тут недалеко?
– Меньше мили.
– Хорошо... Значит, вам близко.
– Совсем рядом.
– Ну, спокойной ночи, – сказала она.
– Спокойной ночи.
Мы снова поцеловались – так же, как и в прошлый раз. Потом она, смеясь, пересекла тротуар, поднялась на крыльцо особняка принцессы и отперла дверь своим ключом. Возвращаясь в гостиницу, я думал о том, что если принцесса не одобряет, чтобы какой-то жокей подъезжал к ее племяннице, ей пора сообщить об этом нам обоим.
Я проспал как убитый пять часов, потом выбрался из постели, обнаружил, что на улице холодный ливень, и направил свой "мерседес" в сторону Блетчли.