Лифт с урчанием остановился напротив нас, двери открылись, и мы с Леггатом шагнули внутрь.
– И потом, – продолжал я, когда двери закрылись, – когда он говорил, у меня было такое упущение, что он заучил эти слова наизусть. "Вы скатитесь на самое дно, вы будете обесчещены и опозорены, и об этом узнают все, я вам обещаю!" Прямо как в пьесе, вы не находите?
– Вы что, запомнили дословно? – с любопытством спросил Леггат.
– Такое не забывается. – Я помолчал. – Он что, серьезно?
– Возможно.
– А что он сделал в прошлый раз?
– Не проверяли.
– Вы имеете в виду, угроза подействовала? – уточнил я.
– Дважды.
– Господи Иисусе! – сказал я. И рассеянно принялся потирать правое плечо, сунув руку под анорак и массируя сустав пальцами. – Он всегда добивается своего угрозами?
– Угрозы могут быть разными, в зависимости от обстоятельств, – ответил Леггат ровным тоном. – Болит?
– Что?
– Плечо.
– А-а! Да. Наверно. Не очень. Не сильнее, чем после падения.
– А как вы это сделали? Ну, сбросили его?
Я усмехнулся.
– Я не делал этого лет с пятнадцати. Тогда я проделал это с таким же пацаном, как я. Я не был уверен, что это удастся со взрослым человеком. Но подействовало-таки.
Мы прибыли на первый этаж и вышли из лифта.
– А где вы остановились? – спросил он как бы между прочим.
– У знакомого.
Он проводил меня до небольшого фонтанчика.
– Зачем Нестору Полгейту понадобилось топтать Мейнарда Аллардека? спросил я.
– Не знаю.
– Но это была не ваша идея? И не Джея Эрскина? Это идет с самого верха?
– С самого верха.
– А может, и дальше, – сказал я. – В смысле?
Я нахмурился.
– Я не знаю. А вы?
– Насколько я знаю, кашу заварил Нестор Полгейт.
– А я так и не разбил ему морду! – вздохнул я. – Вы были близки к этому.
Он явно не собирался предавать своего босса, и все же похоже было, что он извиняется. Преданный помощник вождя утешает несчастного изгоя. "Помощник вождя! – напомнил я себе. – Не вздумай расслабиться!"
– Что вы намерены делать дальше? – спросил он.
– Ехать на скачки в Аскот.
Он посмотрел мне в глаза, и я ответил таким же прямым взглядом. Может, он бы и мог мне понравиться. Если бы служил другому хозяину.
– До свидания, – сказал я. Некоторое время он, казалось, колебался, но наконец сказал просто:
– До свидания.
И вернулся к лифтам. А я вышел на Флит-стрит и полной грудью вдохнул вольного воздуха. Вернулся в гостиницу пешком – до нее было мили две – и некоторое время сидел в номере, глядя в стену. Потом спустился вниз, нашел в подземном гараже свой "мерседес" и поехал в Чизик.
– Что это вы так рано? – удивилась Даниэль. Мой приезд ее несколько встревожил. – Я же сказала "в два часа ночи", а не "в полдвенадцатого"!
– Я подумал, что можно было бы просто посидеть тут и посмотреть, как вы работаете. В прошлый раз, похоже, против моего присутствия никто ничего не имел...
– Вы же умрете со скуки!
– Да нет...
– Ну о'кей. – Она указала на стол и кресло рядом со своими. – Сегодня здесь никого не будет. Вам тут будет удобно. Вашу рану зашили?
– Да, все нормально.
Я уселся в кресло и принялся наблюдать за секретами подготовки новостей в американском стиле, "для наших соотечественников там, за океаном". На востоке США сейчас было половина седьмого, и передавали большой выпуск вечерних новостей. Так что дневная суматоха только что завершилась. Даниэль сказала, что сейчас, до двух часов ночи, она будет обрабатывать срочные новости, которые могут войти в одиннадцатичасовой выпуск там, дома, либо появятся завтра, в утреннем выпуске.
– А много новостей бывает в это время? – спросил я.
– Ну вот сейчас у нас есть пожар, разбушевавшийся на нефтехранилище в Шотландии, а в полночь Девил-Бой выйдет на сцену в королевском шоу, чтобы торжественно открыть новый сногсшибательный сейшн.
– Кто-кто? – переспросил я.
– Неважно. Миллиарды подростков не могут ошибаться.
– А что бывает потом? – спросил я.
– Когда материалы отснимут? Их передают сюда из передвижной телестанции, здесь их монтируют и передают готовый репортаж на студию в Нью-Йорке.
Около полудня мы здесь иногда берем интервью в прямом эфире, в основном для утренней панорамы с семи до девяти, но по ночам прямого эфира не бывает.
– А их и монтируют здесь же?
– Конечно. Чаще всего. Хотите посмотреть?
– Да, очень.
– Только я сперва позвоню, – она указала на телефон. Я кивнул и стал слушать, как она разговаривает с кем-то, кто находится на пожаре.
– Талант возвращается с драки на скачках на вертолете. Он будет у вас минут через десять. Пусть позвонит мне, когда сможет. Вы далеко от пожара?
О'кей, когда Сервано прилетит, попытайтесь подобраться поближе, а то с этого расстояния и вулкан свечкой покажется, о'кей, скажите, пусть мне позвонит, когда доберется. Ага, заставьте его позвонить, о'кей?
Она положила трубку и поморщилась.
– Они за целую милю от пожара! С таким же успехом могли бы сидеть в Бруклине.
– А кто такой "талант"? – спросил я.
– Эд Сервано... А-а, талант? Талант – это человек с микрофоном, который говорит в камеру. Репортер, короче.
Она взглянула на графы таблицы, висящей на стене позади ее кресла.
– "Событие" – это тема репортажа. Пожар, Девил-Бой, посольство и так далее.
– Понятно, – сказал я.
– "Место" – это понятно. "Время" – тоже. "Группа" – это съемочная группа, которая снимает репортаж, плюс талант. "Формат" – это насколько полно освещается событие. Полный формат – это съемочная группа, талант, интервью – короче, все вместе. А "без голоса" – это только оператор с камерой, а комментарий накладывается потом. Ну и так далее.