Напролом - Страница 61

Руки Дэвид Морс мне подавать не стал, и я ему тоже. Он оглядел меня с головы до ног, точно экспонат на выставке, отметил анорак нараспашку и голубую рубашку с галстуком.

– Жокей, – холодно процедил он. – Тот, что устроил такой шум.

Ответить на это было нечего – я и не стал отвечать. В это время в открытую дверь вошел другой человек. Он был окутан аурой власти и ходил мягко, опираясь на внешнюю сторону стопы. Такой же высокий, как юрист, напомаженные черные волосы, оливковая кожа, округлый подбородок, маленький рот и глаза как блестящие черные бусинки; тяжелые плечи, подтянутый живот, одет в темно-синий костюм. Он был моложе Сэма Леггата и Морса, но чувствовалось, что это их босс.

– Я – Нестор Полгейт, – объявил он, окинул меня взглядом, так же как и Морс, и тоже обошелся без приветствий. – Ваши фокусы мне надоели. Немедленно верните имущество моих репортеров!

Голос Полгейта соответствовал его облику: раскатистый, мужественный бас. Язык его был сухим и примитивным.

– Вы меня сюда позвали только затем, чтобы это сказать? – осведомился я.

"Не надо крутить им хвост", – сказала Роза Квинс. Ладно-ладно...

Полгейт поджал губы, обошел стол и встал рядом с Леггатом. Юрист сделал то же самое, и получилось, что они выстроились передо мной, точно триумвират начальников, вызвавших "на ковер" нерадивого подчиненного.

Но мне уже не раз приходилось стоять вот так перед распорядителями на скачках, и я научился не выказывать ни страха, ни вызова. Оказывается, отрицательный опыт тоже может принести пользу. Я спокойно стоял и ждал.

– Ваши утверждения, будто мы преднамеренно развязали кампанию с целью погубить вашего зятя, являются беспочвенными, – заявил Полгейт. – Если вы посмеете заявить об этом публично, мы подадим на вас в суд за клевету.

– Вы развязали кампанию с целью помешать Мейнарду Аллардеку получить рыцарский титул, – возразил я. – Вы стремились испортить его репутацию, и вам было все равно, кого, кроме него, это заденет. Ваша газета вела себя бессердечно и по-хамски. С ней это бывает постоянно. И я буду говорить об этом, кому и когда мне будет угодно.

Полгейт заметно напрягся. Юрист приоткрыл рот. Леггата же, похоже, все это начинало забавлять.

– Объясните, почему вы хотели погубить Мейнарда Аллардека, – сказал я.

– Не ваше дело! – отрезал Полгейт с решительностыо захлопнувшегося сейфа. Я понял, что, возможно, когда-нибудь я это и узнаю, но не от тех, кто находится в этой комнате. Поэтому я продолжал:

– Вы сочли, что эффективнее всего будет ударить сбоку, и решили достать Мейнарда через его сына. Вы не подумали о том, что его сыну это грозит разорением. Вы просто воспользовались им. И вы должны возместить ему причиненный ущерб.

– Нет! – сказал Полгейт.

– Мы ничего не признаем! – вставил юрист.

Классическая фраза, вполне в духе адвоката. Возможно, мы и виноваты, но никогда в этом не признаемся.

– Если вы будете продолжать пытаться вымогать у нас деньги, – продолжал он, – "Ежедневное знамя" добьется, чтобы вас арестовали и предали суду.

Я прислушивался не столько к словам, сколько к этому голосу. Где-то я его уже слышал... Высокий тембр, отчетливый выговор, полное неверие в то, что у меня тоже могут быть мозги...

– Вы не в Хампстиде живете? – задумчиво спросил я.

– А при чем тут это? – с холодным раздражением осведомился Полгейт.

– Три тысячи вперед, десять после.

– Чушь собачья! – заявил Полгейт.

Я покачал головой. У Дэвида Морса был такой вид, словно он проглотил осу.

– Вы вели себя на редкость неуклюже, – сообщил я ему. – Беретесь подкупать жокея, а элементарных вещей не знаете.

– Каких, например? – заинтересовался Сэм Леггат.

Я едва сдержал улыбку.

– Ну хотя бы кличек лошадей.

– А, значит, вы признаете, что брали взятки! – воскликнул Морс.

– Не брал. Но раньше мне их время от времени предлагали. Вы не были похожи на "жучка". И к тому же вы записывали наш разговор на кассету. Я слышал, как вы включили магнитофон. "Жучки" этого не делают.

– Я же говорил, осторожней надо! – вкрадчиво заметил Сэм Леггат.

– У вас нет никаких доказательств! – решительно заявил Полгейт.

– У моего директора банка лежит банковский чек на три тысячи фунтов, выданный в Сити. Он обещал мне выяснить, кто его приобрел.

– Он никого не найдет, – столь же решительно заявил Полгейт.

– Ну тогда он, видимо, сделает то, о чем я его просил с самого начала: порвет чек.

Воцарилось напряженное молчание. Если они вытребуют чек обратно, то тем самым признают, что это они его прислали; а если нет, денежки пропадут, и все без толку...

– Или попрошу передать Бобби Аллардеку, в качестве небольшой начальной компенсации.

– С меня хватит! – резко заявил Полгейт. – Немедленно верните имущество наших репортеров! Никакой компенсации не будет, поняли? Никакой! И вы еще пожалеете, что потребовали компенсации, я вам обещаю!

Его плечи под элегантным пиджаком напрягаясь и сгорбились, точно у боксера. Всем своим видом он наглядно демонстрировал угрозу, играл скулами, причем буквально. В его облике отражалось все грубое хамство его газеты, весь наглый вызов власти, не знающей удержу. Я подумал, что до сих пор никто не осмеливался бросить ему решительный вызов, и он не потерпит, чтобы я оказался исключением.

– Если вы посмеете подать на нас в суд, – хрипло произнес он, – я вас растопчу! Честное слово, растопчу! Я позабочусь о том, чтобы вам пришили какое-нибудь преступление, которое покажется особенно отвратительным, я добьюсь, чтобы вас посадили! Вы скатитесь на самое дно, вы будете обесчещены и опозорены, и об этом узнают все, я вам обещаю!